— Не войну. Не… такую войну.
— Тогда что?
Пока я пытаюсь ответить, пытаюсь сформулировать тот водоворот образов, которые крутятся у меня в голове — музыка в темных залах аэропорта, мои дети, выходящие из потайных углов и стряхивающие пыль с розовеющей кожи, движение перемен, — пока я стою и мечтаю, притихший город разражается криком. Отчаянным, захлебывающимся криком, воем, какой издает на бойне обезумевшая от боли корова.
По шоссе кто-то идет. Даже бежит — но по неловким движениям понятно, что он мертвый. М бросается навстречу. Они разговаривают. Новичок машет руками и жестикулирует так, что у меня появляется нехорошее предчувствие. Нет никаких сомнений: он принес дурные вести. В конце концов он смешивается с толпой, а М медленно, качая головой, возвращается к нам.
— Что? — спрашиваю я.
— Домой… нельзя.
— Почему?
— Кости… сбрендили. Приходят… отовсюду. Убивают всех… не таких.
Смотрю на нашего новобранца. Сначала мне показалось, что он на поздней стадии гниения, но на самом деле он жестоко искусан и искромсан когтями. Вдалеке появляются новые и новые зомби. Некоторые на шоссе, другие бредут в грязи по обочинам — их сотни, они везде.
— Мы… убегаем, — продолжает М. — А Кости… гонятся.
Не успел он договорить, как появляются документалисты смерти собственной персоной. Одна, две, пять, шесть белесых поджарых фигур выпрыгивают из-за деревьев и кидаются на пару бегущих. На наших глазах они швыряют их на землю и разбивают головы об асфальт. Топчут их выпавшие мозги, как гнилые фрукты. Насколько хватает глаз — все новые и новые скелеты прыгают с деревьев на дорогу и собираются в единый громыхающий строй.
— Ой, бля… — шепчет Джули.
— Новый план? — с показным спокойствием спрашивает М.
Я пребываю в трансе нерешительности. Я снова в комнате Джули. Лежу на кипе ее одежды. Она спрашивает: "Бежать некуда, да?" А я мрачно качаю головой и говорю, что весь мир погряз в смерти. Где-то на краю моего сознания ревут моторы — теперь их больше четырех. Они мчатся к нам по главной улице, чтобы погасить меня, как свечу, и уволочь Джули в бетонную гробницу, забальзамировать, как принцессу, и навсегда похоронить в хрустальном гробу.
Вот так. Мы застряли между колыбелью и могилой, и ни там, и ни там нам больше нет места.
— Новый план! — заявляет М, возвращая меня к реальности. — Идем… в город.
— Что мы там забыли? — спрашивает Джули.
— Приведем… Кости… за собой. Пусть живые… разбираются.
— Плохой план! — восклицает Джули. — Войскам Обороны никакой разницы — по вам стрелять или по Костям! Они всех перебьют.
— А мы… спрячемся, — говорит М и указывает вниз на вереницы одноэтажных домиков и заросших палисадников, южная окраина города, пыльная сказка, где жили-были и мы с Джули, и даже однажды остановились здесь переночевать.
— Просто попрячемся и будем надеяться, что Оборона и Кости друг друга перебьют?
М кивает.
Пару секунд Джули думает.
— Ужасный план. Ладно, пошли.
Джули собирается бежать вперед, но М кладет руку ей на плечо. Она стряхивает ее и резко оборачивается:
— Ты что делаешь? Нечего меня лапать!
— Ты… иди с Р.
— Что? — спрашиваю я, весь внимание. Он переводит на меня свой сухой, свинцовый взгляд и с видимым напряжением подыскивает слова:
— Мы заманим… их туда. Ты веди ее… сюда.
— Я прошу прощения! — возмущенно визжит Джули. — Никуда он меня не ведет! Какого хрена нам еще разделяться?
М показывает пальцем на синяки и ссадины у нее на руках, потом на порез на щеке.
— Потому что… ты… хрупкая, — объясняет он с неожиданной нежностью в голосе. — И ты… нам нужна.
Джули смотрит на М и молчит. Вскоре нас с ней как-то выносит на край толпы. Все глаза устремлены на нас. Кости подобрались уже так близко, что мы их слышим — шарканье их ломких стоп и низкое гудение их темной энергии. Пронзительной черной слизи, кипящей в их костях.
Киваю М, он кивает мне. Беру Джули за руку. Ее взгляд прикован к толпе. Сначала она упирается, но наконец и мы бросаемся бежать. М с остальными исчезают из виду, а мы спускаемся с автострады и бежим по улицам города. Мои старые призраки просыпаются и бегут рядом, подбадривая нас возгласами.
Неведомое, незнакомое, новое. Память не может победить настоящее. У истории есть пределы. Неужели мы всего лишь средневековые знахари, помешавшиеся на своих пиявках? Мы жаждем высшей науки. Мы хотим, чтобы нас опровергли.
Через несколько минут до нас доносится шум битвы. Автоматные очереди эхом катятся по пустым ущельям улиц. Глухие взрывы отдаются в груди, как ноты далекого контрабаса. То и дело какой-нибудь скелет издает визг — такой резкий и пронзительный, что он разносится по воздуху, как электричество по воде.
— Может, где-нибудь тут переждем? — предлагает Джули, указывая на несколько башен из кирпича и стали. — Как думаешь?
Киваю, но внутрь меня почему-то не тянет. Не знаю почему. Как будто у нас есть другой выбор, кроме как прятаться.
Джули кидается к ближайшему дому. Дергает ручку.
— Заперто! — Перебегает через дорогу к многоквартирному дому. — И тут тоже! — Стучит в дверь старого таунхауса. — Кажется, тут можно…
У нее над головой разбивается стекло. Скелет по-паучьи скатывается вниз по стене и прыгает ей на спину. Со всех ног подбегаю и хватаю его за голый позвоночник — пытаюсь оторвать, — но острые пальцы скелета держат крепко, как крючья. Обеими руками хватаю его за череп и тяну на себя, пока он не впился Джули в шею. Тварь невероятно сильна, несмотря даже на иссохшие шейные сухожилия. Клацая зубами, она продолжает тянуться к Джули.